Дочь "врага народа"

Екатерина Логвиновна Ющенко оставила нам свои воспоминания. Ее рассказы записал и опубликовал в книге "Очерки по истории компьютерной науки и техники в Украине" Б.Н.Малиновский

"Я родилась 8 декабря 1919 года в бывшей столице запорожских казаков городе Чигирине в семье учителя истории и географии Рвачева Логвина Федоровича, выходца из Подмосковья.

В Украину он попал после трехгодичной ссылки в Астрахань. За революционную деятельность ему было запрещено жить в центральной России. Он поселился в Овруче, где женился на дочери лесника. Уже работая учителем в Чигирине, заочно закончил исторический факультет Киевского университета имени Т.Г.Шевченко.

Мать самоучкой (по учебнику арифметики) научилась читать, а позднее экстерном сдала экзамены за гимназию. В Чигирине один за другим появились дети - трое сыновей и две дочери. Я была предпоследним ребенком.

Чигирин - старинный красивый город. Отец хорошо знал его историю, водил учеников школы на экскурсии по историческим местам, связанным с казацкой вольницей, много рассказывал о прошлом города на своих уроках.

В 1937 году его посчитали украинским националистом (хотя по украински он говорил с явным акцентом, сразу выдававшим его российское происхождение) и арестовали.

Я училась на первом курсе физико-математического факультета Киевского университета имени Т.Г.Шевченко. В Киеве учились еще несколько моих одноклассников из Чигирина. То к одному, то к другому стали приходить известия об аресте родителей, родственников, близких. Большинство студентов были комсомольцами. То и дело проходили собрания, длившиеся иногда всю ночь, по исключению из факультетской организации сыновей и дочерей новоявленных "врагов народа". Мне предложили быть редактором стенной газеты. Я дала согласие, поскольку также намеревалась стать комсомолкой. Для утверждения пригласили на очередное собрание, где надо было рассказать свою биографию.

Родители время от времени присылали мне денежные переводы. Их всегда отправлял отец. На этот раз, перед самым собранием, я получила перевод, подписанный матерью. Побежала на переговорный пункт и узнала от нее страшную весть...

На собрании сказала, что отца арестовали. Меня не стали расспрашивать. Председательствующий был краток:

- Есть предложение отвести кандидатуру. Кто за?

- Единогласно!

На второй день вызвали в деканат:

- Ты исключена из университета!

- Кто подписал приказ?

- Ректор!

Мне было 17 лет, и я свято верила словам Сталина - "сын за отца не отвечает".

Придя к ректору я спросила:

- Разве есть закон, позволяющий исключить меня из института?

- Есть! - ответил ректор. - Телефонограмма народного комиссара просвещения Затонского.

Я не поверила и пошла на прием к нему. Заняла очередь, отмечалась несколько дней - список желающих попасть к народному комиссару был огромный - и, наконец, стала четырнадцатой.

Когда пришла на следующий день, очереди не было, а кабинет Затонского был опечатан. Мне сказали, что он оказался "врагом народа".

Попросила в университете вернуть документы и поехала в Овруч к старшей сестре. Только здесь узнала, что мать тоже арестована. Она пыталась доказать невиновность отца и принесла чекистам документы о его участии в революционном движении. Обратно не вернулась. Ее как и отца осудили на 10 лет тюремного заключения. Принесенные матерью документы сожгли на ее глазах.

В Чигирине оставался десятилетний брат Владимир ныне академик НАН Украины. Я поехала к нему...

Отца и мать зимой содержали в Черкассах, к весне перевели в Киев. Чтобы попасть на свидание с родителями мне приходилось в лютые морозы трястись шестьдесят километров в открытом кузове грузовика. Отец при первом свидании сказал:

- Знай и скажи детям - я ни в чем не виноват!

(В 1954 году после смерти Сталина родители были реабилитированы посмертно за отсутствием состава преступления.)

Летом 1938 года я подала документы в Московский университет. Мне сообщили, что меня приняли, но без предоставления общежития. Это меня не устраивало. От кого-то узнала, что университет в Воронеже никому не отказывает в жилье. Приехала туда в сентябре, уже шли занятия. Ознакомившись с моими документами, в которых было сказано, что родители арестованы, мне сказали, что могут принять и поселить в общежитии, но стипендию не назначат.

Случайно, выходя из института, увидела на доске объявлений телеграмму в адрес Воронежского университета, присланную из Самарканда. В ней сообщалось, что Узбекский государственный университет объявляет набор студентов, причем обеспечивает их общежитием, стипендией и оплачивает дорогу.

После всех мытарств и унижений при попытках продолжить учебу, - а другого я просто не мыслила, - это показалось возможным спасением.

К счастью, так и получилось. Я вся отдалась учебе. Не пропускала ни одной лекции, читала и перечитывала учебники, перерешала все задачи, имевшиеся в учебниках и задачниках. И так было все три года. Возможность завершить, наконец, свое образование окрылила меня и помогала пережить нагрянувшую беду. Но я всегда помнила своих родителей и так далекую от Самарканда Украину. Иногда мне было особенно тяжело и тогда я пыталась выразить свои чувства стихами."

Вот эти проникновенно-пронзительные строчки написанные в мае 1939 года, когда Катя заканчивала первый курс университета, проведя целый год вдали от родины (приводятся на языке оригинала).

"Весной 1941 года я досрочно сдала экзамены за третий курс, - продолжила рассказ Екатерина Логвиновна, - и поехала к матери, которая жила в Овруче. По дороге я рассчитывала заехать к брату, что жил под Киевом в селе Бородянка.

На киевский вокзал поезд пришел поздно ночью 21-го июня. Пригородным, ровно в полночь я добралась до Бородянки. Полустанок был безлюден. К селу вела грунтовая дорога. Подождав немного и никого не увидев, я пошла по ней едва таща тяжелый чемодан с подарками - фруктами, орехами, книгами. Через километр дорога раздвоилась. По какой идти? Решила ждать до утра. Оттащила чемоданы на бугорок с травой, присела сама и... уснула. Разбудил сильный гул над головой. Прямо надо мной один за другим пролетели семь необычного вида самолетов с крестами на крыльях. "Санитарные что ли?" - подумала я. Когда вдалеке раздались глухие взрывы, удивилась: "Вот работяги и в воскресенье работают!" Наступал рассвет. Появился прохожий. Дом брата оказался не далеко. Мне были очень рады, угостили молоком, пораспрашивали и все легли досыпать. Проснулись поздно. Брат вышел на улицу и быстро вернулся:

- Говорят Германия объявила нам войну и утром бомбили Киев!

Кто-то из семьи возразил:

- У нас же с ней договор! Это провокация!

Я вспомнила про самолеты и глухие взрывы, рассказала.

Брат включил приемник. Выступал Молотов... Так я встретила первый день войны...

До Овруча добралась без происшествий. На вокзале и по дороге к дому сестры - она жила в селе недалеко от города - видела воронки от бомб, а часть зданий была разрушена.

На мою беду, рядом с селом - аэродром. Каждый день по утрам его бомбили "юнкерсы". Было очень страшно, но сестра уезжать не хотела:

- Украину не сдадут!

В один из налетов бомба упала совсем близко, в доме вылетели стекла. Переехали в Народичи, потом еще дальше - в село Архангельское в 30 км от Воронежа. Начали работать в колхозе и поэтому могли бесплатно питаться в сельской столовой. В газете, оставленной там кем-то, я прочитала, что учебный год в ВУЗах начнется не как обычно, а с 1-го августа.

Я вернулась в Самарканд. Оказалось, что университет объединили со Среднеазиатским государственным университетом в Ташкенте и мне пришлось поехать туда. Появилась в университете как раз к началу занятий. Одновременно устроилась на работу на военном предприятии, выпускающем прицелы для танковых пушек. Ко мне приехали мать, сестра и брат.

Через год, когда я закончила университет, встала проблема - как жить дальше. Войне не видно конца, а назначения на работу я не получила.

Еще когда я училась в университете, студентам был зачитан призыв Центрального комитета Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи придти на помощь шахтерам Ангренского угольного комбината, чтобы увеличить добычу угля, так необходимого стране, поскольку Донбасс был оккупирован фашистами.

Город Ангрен-Сталин был в 150 км от Ташкента. Я решила, что в такое трудное для страны время мне надо быть там, вместе со всеми, кто откликнулся на призыв. А их было немало - около трех тысяч, в основном девушек-комсомолок. Мне определили профессию - запальщик-взрывник. Обычно на нее подбирали опытных шахтеров, проработавших полтора-два года. А тут - сразу. Шахты неглубокие 100-150 метров, но все равно опасно - в штреках плохое крепление, пока долбишь отверстие под запал вся покрываешься угольной пылью. Руки были в волдырях и мозолях. Но зато каждый день получала килограмм хлеба, что-то по карточкам и время от времени могла собрать и отвезти немного съестного в Ташкент.

Почти каждый день на трех шахтах комбината что-то случалось - новоиспеченные неопытные шахтеры попадали в аварии, гибли.

Мы не замечали трудностей и гордились своим тяжелым трудом! Я и там писала стихи и, представьте, некоторые из них исполнялись нашим девичьим песенным ансамблем!

"На комбинат пришел приказ - продолжает Екатерина Логвиновна - всех, имеющих законченное педагогическое образование, вернуть в школы! Приказы тогда неукоснительно соблюдались. Нас собрали, поблагодарили за самоотверженную работу. Я вернулась в Ташкент и 1943-1944 учебный год работала преподавателем математики и физики в средней школе.

Сестра получила вызов из родного села, уже освобожденного от оккупантов. Всей семьей мы вернулись в Украину, я устроилась учительницей в этом селе и вела уроки математики, физики, черчения и даже украинской литературы. В следующем году по приглашению старшего брата - учителя физики, переехала в Стрый и 1945-1946 год работала в городской средней школе.

Узнав, что во Львове открылся филиал Института математики АН Украины, я поехала туда и - тут мне крупно повезло - первым к кому я обратилась, оказался Борис Владимирович Гнеденко, будущий академик АН Украины. Увидев в моем дипломе одни пятерки, он тут же предложил работу в его отделе теории вероятностей...

Я занималась специальными вопросами теории вероятностей, которыми заинтересовалась еще работая во Львове. Мной были получены оригинальные результаты по многомерным устойчивым законам распределения, важным для развития квантовой механики. Я подготовила и в 1950 году успешно защитила кандидатскую диссертацию. Мой первый оппонент академик Андрей Николаевич Колмогоров дал, - мне приятно сказать это, - высокую оценку моей работы.

В 1950 году Гнеденко избрали действительным членом АН Украины, его отдел перевели в Киевский институт математики АН Украины. Я к этому времени уже имела вполне приличную квартиру. Когда Борис Владимирович предложил мне переехать в Киев, я сразу же согласилась, не спросив, где придется жить, хотя уже ждала ребенка. Наверно, это было опрометчиво с моей стороны и я почувствовала это сразу. Мы поселились в маленькой комнатушке. Для новорожденного сына не хватало ни света, ни тепла, зато было вдоволь сырости и это сказалось на его здоровье.

Институт математики был в эти годы на взлете. Его директор академик Александр Юрьевич Ишлинский занимался теорией гироскопов - очень актуальной проблемой на то предспутниковое время. Ему надо было производить сложные расчеты. Для этой цели был закуплен комплект счетно-аналитических машин и установлен в подвале здания президиума АН Украины. Меня назначили руководителем вновь созданной вычислительной лаборатории, пообещав позаботиться о лучшем жилье.

Когда Сергея Алексеевича Лебедева перевели в Москву, а его лабораторию в Институт математики, директором которого с 1952 года стал Гнеденко, он прикомандировал меня, моего мужа Алексея Андроновича Ющенко, Юрия Владимировича Благовещенского и Владимира Семеновича Королюка к этой лаборатории, расположенной под Киевом в одном из зданий бывшего монастыря в Феофании.

А.Ю.Ишлинский выполнил свое обещание. Сначала меня переместили в большую комнату дома на Крещатике, а затем предоставили финский домик в Феофании. Так я оказалась в историческом месте, где под руководством Лебедева в 1948-1951 годах была создана первая на континенте Европы ЭВМ "МЭСМ"."

В апреле 1943 г. шахтер-запальщик Катя Рвачева, находясь в далеком-далеком от Украины Ангрене, где она добывала уголь, так необходимый стране для победы на фашистскими захватчиками, словами стихотворения "Зори" выразила свою заветную мечту:

Ее мечта исполнилась. Вместе со своими учениками она подняла теоретическое программирование на такую высоту, что научная школа Ющенко-Рвачевой стала заметной в мире.

...Две женщины, две судьбы, две замечательные вехи в истории программирования. Одна установлена в Англии. Другая сто лет спустя - в Украине.

Дополнительные материалы